Д.В. Ефременко стал руководителем департамента зарубежного регионоведения НИУ ВШЭ

Д.В. Ефременко назначен новым руководителем департамента зарубежного регионоведения ФМЭиМП НИУ ВШЭ, О.В. Волосюк, занимавшая пост с 2022 года, становится научным руководителем департамента

Дмитрий Валерьевич Ефременко назначен новым руководителем департамента зарубежного регионоведения ФМЭиМП НИУ ВШЭ.
Ольга Виленовна Волосюк, занимавшая пост с 2022 года, продолжит работу в качестве научного руководителя департамента.

Команда международного креативного центра ФМЭиМП провела интервью с Дмитрием Валерьевичем. Из него можно узнать про профессиональное становление Д.В. Ефременко, научные и исследовательские интересы, некоторые планы на будущее, а также получить ответы на разные философские вопросы

Дмитрий Валерьевич, поздравляем Вас с вступлением в должность руководителя Департамента зарубежного регионоведения факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ! Прежде чем мы спросим Вас о планах на будущее, давайте поговорим о Вашей биографии.

— Дмитрий Валерьевич, Вы окончили исторический факультет МГУ, а также имеете учёные степени в области философии и политических наук. Расскажите, пожалуйста, как сформировались Ваши научные интересы? Над какими проектами и исследованиями Вы работали?

— Спасибо за вопрос. Это действительно было довольно длинное путешествие из одного дисциплинарного домена в другой, финальным пунктом которого стало международное регионоведение. Может быть, даже чисто интуитивно я выбирал исследовательские темы, работа над которыми требовала выхода за пределы узких дисциплинарных рамок и зачастую формировала стимулы для перехода, например, от философии науки и техники к экологической политике, социальной и политической теории, а оттуда – к международным исследованиям. Кроме того, последние двадцать лет я работал в ИНИОНе (Институте научной информации по общественным наукам РАН) – по своему профилю полидисциплинарном исследовательском учреждении. В качестве докторанта я был прикреплён к Отделу политической науки. Это было очень важно, поскольку школа политических исследований ИНИОНа – одна из самых сильных и интересных в нашей стране.

А после защиты докторской в 2007 году я принял предложение возглавить Отдел социологии и социальной психологии. Я, конечно, не стал профессиональным социологом, но довольно глубоко погрузился в проблематику теоретической социологии и ряда тематических направлений этой отрасли знания. Вместе с заведующим кафедрой общей социологии НИУ ВШЭ Никитой Евгеньевичем Покровским мы стали издавать «Социологический ежегодник» (тут была очевидная перекличка с Эмилем Дюркгеймом, который в конце XIX века основал под этим названием первый в Европе социологический журнал). Из этого сотрудничества вырос также и совместный проект исследования социальной солидарности, одним из участников которого был выдающийся социолог Олег Николаевич Яницкий. Проблематика солидарности – важнейшая тема для социологии, но так получилось, что во второй половине XX века она почти «выпала» из поля зрения исследователей. Довольно быстро выяснилось, что параллельным курсом с нами идут американские ученики Питирима Сорокина, создавшие в начале 2010-х годов секцию исследований социальной солидарности и альтруизма в Американской социологической ассоциации. Как ни странно, они очень мало знали о мощной традиции исследований солидарности в русской общественной мысли до Сорокина. Думаю, что наш интеллектуальный диалог оказался полезным и для них, и для нас. Главное же, что тематика солидарности никуда не ушла. Американское общество глубоко расколото, и раскол при Трампе продолжает усугубляться. Ну а мы здесь, в России, в последние три года на себе ощутили, насколько большой ценностью является солидарность и сплочение общества. И если нам сегодня приходится задумываться о стратегии развития России после завершения СВО, о её идеологических основаниях, то солидарность, на мой взгляд, будет здесь одной из важнейших опор.

Наконец, ИНИОН – это не только информационный центр и одна из крупнейших научных библиотек. Работа с научной информацией не сводится к оперированию документами и фактами, отражающими результаты научно-технической деятельности. Это особый универсум, инфосфера, в которой недостаточно владеть основными навыками ориентирования – необходимо её исследовать и эффективно организовывать. Причём сейчас, в эпоху искусственного интеллекта и big data, здесь намного больше вопросов, чем ответов. Помимо цифровизации основного массива коммуникаций и ресурсов, это и комплекс проблем открытого доступа и открытых данных, всё более быстрый прогресс и конвергенция технологий, обслуживающих инфосферу, рост количества различных информационных продуктов при одновременном снижении – в очень многих случаях – их качества и авторитетности, формирование цифровой социогуманитаристики (где, конечно же, найдётся место и регионоведению) и т.д.

Об этих вещах можно говорить очень долго. Во всяком случае, я точно не считаю такой достаточно разнообразный опыт работы в различных областях социального знания излишним обременением. Думаю, что многое будет востребовано и на новом этапе моей работы.

— Какие формы междисциплинарного взаимодействия, на Ваш взгляд, наиболее перспективны в контексте региональных исследований?

— Знаете, мировая политика – это пространственный феномен. Но что такое пространство мировой политики? Трехмёрное евклидово пространство, условно говоря «география»? Да, конечно. Но как быть с развитием, с изменениями? Значит, добавляется время («история»), пространство становится четырехмёрным. Однако и этого недостаточно. Мотивы и особенности чьих-либо действий, особенно политических лидеров, как правило, не объяснишь простой калькуляцией пространственно-временных показателей. Тут добавляется ещё одно измерение – пространство «политического воображаемого», т.е. репрезентации пространства/времени в коллективной идентичности, культурной памяти, политических нарративах и социальных коммуникациях. «Пятое измерение» предполагает, в частности, закрепление на уровне идентичности сообщества представлений о территории государства или региона, об исторических основаниях контроля данной территории или претензий на такой контроль.

То есть уже из этого самого общего понимания пространства мировой политики вытекает неизбежность рассмотрения регионов мира в контекстах различных отраслей знания, а также междисциплинарного синтеза. Если же мы берём в расчёт конкретных потребителей экспертного знания о регионах, их интересы и цели, то количество дисциплин существенно возрастает, и вполне оправданным оказывается обращение к данным не только социально-гуманитарных, но и естественных наук. И, на мой взгляд, учёт потребностей конкретных заказчиков и потенциальных потребителей особенно важен для выстраивания образовательного процесса и определения направлений исследовательской работы регионоведов. Хотя и здесь могут быть важные исключения. В свое время Чарльз Райт Миллс писал о «социологическом воображении», имея в виду способность исследователя подняться над индивидуальными кейсами и увидеть за ними важные макросоциальные процессы. Мне кажется, можно говорить и о «регионоведческом воображении», по крайней мере, в рамках представлений о пятимерном пространстве мировой политики. Иногда, когда для этого есть серьёзные основания, нужно использовать исследовательское воображение, чтобы пойти против течения и даже – в случае успеха – сформировать новый мейнстрим. Очень яркий пример как раз связан с нашим факультетом. Я имею в виду концепции «поворота на Восток» и «Большой Евразии», разработанные под руководством Сергея Александровича Караганова. Сегодня это уже мейнстрим, но 10-15 лет назад эти идеи совсем не казались очевидными

В связи с этим заодно сделаю оговорку насчет разделения на внутреннее и международное регионоведение. Оно относительно не только в плане подвижности границ (кстати, border studies – отдельное исследовательское направление, значимое для регионоведов). Президент страны как-то в шутку задал вопрос о том, где заканчиваются границы России, и сам же дал на него ответ – «нигде». Но по сути,

очень важная задача для нашего общества и для понимания российской идентичности – видеть себя в мире и видеть мир в себе. Я, в частности, убеждён, что для успеха проекта «сибиризации» могут сделать много полезного специалисты по зарубежным макрорегионам, причём не только те, кто занимается близлежащими пространствами Евразии и бассейна Тихого океана, но и американисты, специалисты по Южной Азии, Ближнему и Среднему Востоку. Здесь важен выбор правильной оптики: если видеть в Сибири только гигантскую зону транзита из одного макрорегиона в другой, то практически ничего не получится. Если же рассматривать её как очаг нового подъёма российской цивилизации, то тогда есть шансы на серьёзный успех.

— Могли бы Вы поделиться, какие научные темы или проекты сейчас лично Вам наиболее интересны?

— Есть несколько сюжетов.

Последние восемь лет я активно участвую в серии исследовательских проектов, связанных с политикой исторической памяти. Полагаю, что компетенции в сфере memory studies очень важны для регионоведа, поскольку политическое использование прошлого – это мощный инструмент трансформации коллективной идентичности, позволяющий, наряду с решением многих других задач, ментально конструировать (или деконструировать) регионы, по крайней мере, менять их восприятие различными силами и группами как в своей стране, так и международным сообществом.

Кстати, чуть более недели назад РНФ поддержал новый трёхлетний проект нашей исследовательской группы, посвящённый политике памяти ДНР и ЛНР в 2014-2024 гг. Полагаю, что этот проект позволит более глубоко и комплексно изучить становление субъектности, глубинные факторы и этапы исторического выбора, сделанного республиками Донбасса. И, кстати, уже сейчас, когда на территориях ДНР и ЛНР продолжается военное противостояние, эти республики начинают играть очень важную роль в российском цивилизационном развитии. В ресурсном отношении это может вести к конкуренции с большим сибирским проектом. Значит, надо серьезно подумать над тем, чтобы вместо борьбы за ресурсы добиться позитивного эффекта, синергии вклада Сибири и Донбасса в будущее России.

Ещё одно направление – балканское. Изначально там тоже были исследования по грантам, ориентированные на изучение процессов национальной консолидации в странах, возникших после распада бывшей Югославии, роли в этих процессах этнического национализма и вмешательства внерегиональных акторов. Сейчас я продолжаю интересоваться этой проблематикой, но со смещением фокуса внимания на социокультурное и политико-институциональное наследие империй – Османской и Габсбургской, контролировавших Балканы. К тому же я руковожу работой двух аспирантов, пишущих квалификационные работы по балканской тематикe.

Далее – американистика. История эта давняя, начавшаяся еще в конце 2000-х годов, когда я в ИНИОНе руководил отделом социологии. Тогда мы с Владимиром Геннадьевичем Николаевым, блестящим переводчиком социологической классики, доцентом Вышки и одновременно сотрудником ИНИОНа, начали публиковать серию переводов работ ведущих американских социологов и политологов начала и середины XX в. Если не ошибаюсь, вместе мы выпустили уже 10 книг, одна сдана в издательство и ещё одна будет опубликована в 2026 г. Из этой работы выросла и наша совместная монография «Мыслители города ветров. Прагматистская социальная наука в Чикаго в первой половине XX в.». Помимо второй части, где речь идет о Чикагской школе политической мысли, я написал также и вводную часть, где попытался реконструировать социокультурный контекст того интеллектуального взлёта, результатом которого стал выход США в первой половине прошлого века на лидирующие позиции в мировой социологии и политической науке.

Параллельно я довольно много писал о современной американской внешней политике в статьях, большая часть которых была опубликована в журнале «Россия в глобальной политике». В 2019 г. руководство ИНИОН РАН инициировало подготовку коллективной монографии «Феномен Трампа», где я написал три больших главы. Сейчас готовится «сиквел» под названием «Возвращение Трампа» – там будет моя глава о вице-президенте Джей Ди Вэнсе. Впрочем, Дональд Трамп подкидывает каждый день всё больше новых тем и информационных поводов… Попытка осмыслить некоторые из них предпринята ещё в одной статье, которая через пару недель должна появиться в журнале у Фёдора Александровича Лукьянова. В общем, есть все основания заниматься американской проблематикой и дальше, рассматривая политику Трампа и стоящих за ним элит в ракурсе трансформации механизмов господства и гегемонии в современном мире, а также с точки зрения взаимодействия США и стран мирового большинства.

— Какие Вы видите основные направления развития департамента в ближайшие годы — в образовательной, научной и международной сферах?

— В моём случае было бы несколько самонадеянно выступать с развернутыми программными заявлениями в первые дни на новой должности. Ряд идей в отношении развития я хотел бы сначала обстоятельно обсудить с сотрудниками департамента, коллегами из других подразделений факультета, деканом и научным руководителем. Поэтому пока я выскажусь немного обобщённо.

Прежде всего, департамент зарубежного регионоведения достаточно молодой, но он уже успешно прошёл стадию становления и показал отличные результаты в таких направлениях, как развитие кадрового потенциала, участие в разработке основных образовательных программ факультета, исследовательская активность и формирование научно-экспертных групп, отражающих регионоведческую специфику. Отсюда первый, вполне очевидный принцип: ничего из достигнутого не потерять, а достигнутое – приумножить.

Далее, как мне представляется, очень важен постоянный приток «свежей крови» за счёт привлечения лучших выпускников. Обеспечить это нужно не только на индивидуальном уровне, в рамках отношений «ученик – наставник», но системно, предоставляя уже с программ бакалавриата возможности участия студентов в различных проектах и инициативах департамента. Мы должны быть открыты студенческим инициативам, использовать для этого действующие каналы коммуникации и, вполне возможно, создавать что-то новое.

Наши студенты и аспиранты очень чутко реагируют на перемены в окружающем мире. Но ведь в чём один из секретов лидерства Мирового факультета Вышки по отношению к другим вузам и их факультетским подразделениям, специализирующимся на тематике международной политики и мировой экономики? В том, чтобы при необходимости предложить неортодоксальный взгляд на международные проблемы, инициировать новые подходы, предложить новую рамку описания процессов глобального и регионального развития. Идея «мирового большинства» – очень яркий пример. Была предложена в полном смысле инклюзивная концепция, убедительная альтернатива представлениям о «Глобальном Юге» или «не-Западе». Однако бурные события последних месяцев побуждают вновь вернуться к обсуждению этой идеи, сделать ряд важных уточнений. Думаю, что Департамент зарубежного регионоведения внесёт полезный вклад в это обсуждение и на очередной Ясинской конференции, и на других площадках.

С точки зрения проблематики мирового большинства имело бы смысл подумать о подготовке новых учебных пособий и исследовательских монографий. Опять же, я не хочу здесь забегать вперед – этот вопрос мы будем обсуждать внутри департамента и с коллегами из других подразделений нашего факультета. И, конечно же, мы будем стремиться к расширению сотрудничества департамента с образовательными и научными учреждениями стран мирового большинства, использовать различные возможности студенческой и академической мобильности.

Блиц «5 вопросов учёному»