Анастасия Лихачева про Вышку, Францию и ЦКЕМИ
О карьере не по плану, управлении стереотипами и о том, почему томик Умберто Эко в сумке никогда не помешает - читайте в нашей статье!
Экономика и международные отношения
– Почему Вы решили поступать именно в Вышку?
– Мне очень понравилась среда на дне открытых дверей, понравились люди. При этом в шестнадцать лет я не до конца понимала, кем я хочу быть, но четко понимала, кем я быть не хочу: у меня не было таланта к музыке, медицине, не было мечты о химии. Было желание получить яркое образование, которое даст мне в будущем возможность на него что-то надстраивать. Тогда я и решила, что «Экономика» – это прекрасный вариант.
– Другие вузы не рассматривали?
– Нет. Я не хеджировала риски, я поступала только в Вышку и никуда больше даже не подавала документы. Мне облегчало жизнь и то, что за счет олимпиады по литературе я гарантированно поступала на «Журналистику» в Вышку. Но у меня почему-то всегда так: если я четко понимаю, что это то, что мне нужно, я не строю план Б. Это, наверное, не очень правильно, но так было во всем, во всех важных решениях.
– Нравилось учиться на «Экономике»?
– Это было невероятно сложно, особенно первые два года. Процентов сорок от всей учебы мы с моими однокурсниками ныли, как нам тяжело учиться, но в целом это было прекрасное время и отличная постановка мозгов. У нас был очень хороший курс, очень хорошая среда. На первой же лекции по линейной алгебре я поняла, что в аудитории есть какие-то сверхлюди, которые очень быстро понимают, что хочет лектор. Я к ним не относилась, но тем не менее со всем удалось справиться.
– Никогда не хотели сменить образовательную программу?
– На втором курсе мне страшно хотелось не учить микроэкономику, макроэкономику и социально-экономическую статистику, но на все мои стенания мой мудрый отец спросил: «Хорошо, а чего ты хочешь?». И поскольку четкой, конструктивной повестки у меня не было, я решила справляться с проблемами по мере их поступления.
– Какой студенткой Вы были?
– Не так давно я наткнулась на свой старый-старый ЖЖ, почитала свои посты и поняла, что сегодня если бы у меня учились такие студенты, я бы активно пыталась их вразумить. Не могу сказать, что я была сверхприлежной, я часто прогуливала пары по субботам, но я сдавала хорошо все сессии и была достаточно высоко в рейтинге. Да и вообще интересно было, весело, компания хорошая была.
– Чем увлекались в студенческие годы?
– На первом курсе это был КВН и сноуборд. На втором тоже, плюс, на втором курсе очень много времени занимал французский язык. На третьем курсе мы активно погружались в культурную жизнь Москвы, на четвёртом я уже работала. Поэтому все было весьма насыщенно.
– В каком корпусе Вы учились?
– Мы учились много где, это был период очень кочевой жизни Вышки. Начинали мы учиться на Мясницкой и на Малом Гнездниковском, в здании прямо за МХАТ им. М.Горького. Поэтому самой приятной частью учебы было осенью после занятий шататься с компанией по бульварам и разговаривать. На втором курсе мы переехали на Покровский бульвар, как только оттуда съехала военная инженерная академия. Начался период освоения здания с бюстами Ленина, брошенными картами, выходами на чердаки, стонами, что нам то холодно, то падает штукатурка, блужданиями в корпусах. Это был классный приключенческий период, и потом большую часть времени я училась уже на Покровке.
– Почему Вы решили пойти в магистратуру?
– Мы выпускались в год серьезного экономического кризиса, когда все понимали, что период экспоненциального роста зарплат и расхватывания выпускников как горячих пирожков притормаживается, и что в целом это отличное время продолжать образование. При этом после года работы строго по профессии в хорошей консалтинговой компании я поняла, что больше ни одного дня в своей жизни не хочу изучать экономику. Поняла, что я не хочу следующие условные десять лет посвятить карьере в этой сфере, поняла, что хочу что-то менять. А магистратура была естественным моментом сменить траекторию, и путем интересных встреч и разговоров я поняла, что «Международные отношения» – отличный вариант.
– Как именно Вы поняли, что хотите изучать международные отношения?
– Международные отношения мне всегда были не чужды, у меня отец международник, но изучать это и строить дипломатическую карьеру я никогда не хотела. Я бредила экономикой, этими слияниями, поглощениями, фондовыми рынками. На четвертом курсе я была в той фазе, когда, если собеседник не в курсе последних котировок, говорить с ним практически не о чем, а нынешний финансовый кризис – главное событие, которое можно обсуждать.
После сдачи всех экзаменов мы поехали с семьей в гости к друзьям отца, которые тогда работали в посольстве в Израиле, и там я на две недели оказалась в окружении людей, которые вообще были не в курсе котировок, но жили дискуссиями о статусе земель, конкуренции в Средиземноморье, о переговорах. И, во-первых, это было невероятно интересно, а во-вторых, я увидела, что, даже не зная котировок, люди выглядят счастливыми и увлеченными. Плюс, наложился всегда имевшийся интерес к мировой экономике. И все это сложилось как пазл.
– С какими трудностями Вы столкнулись в ходе обучения на «Международных отношениях»?
– Самый характерный сложный момент произошел, когда мне, как стажеру ЦКЕМИ, нужно было написать первую аналитическую справку, это было во втором семестре 1 курса. За плечами у меня были экономфак, работа в консалтинге, призерство на олимпиаде по литературе. В общем, я считала, что у меня корона не просто крепко прибита к голове, а еще и сияет. И я пришла к моему научному руководителю и начальнику Тимофею Вячеславовичу Бордачеву, предвкушая дифирамбы и фразы формата «Анастасия Борисовна, мы ждали вас всю сознательную жизнь!», а на деле услышала: «Настя, а вы художественную литературу вообще читаете?». И мне повезло: у меня в сумке был томик Умберто Эко. Я говорю: «Читаю, вот». И Тимофей Вячеславович, видимо, решил дать мне шанс, сказав: «Вы читайте больше, потому что текст надо полностью переписывать». Этот момент, конечно, больно ударил по самооценке, но четко дал понять, что те знания и навыки, которые у меня есть, нужно перестраивать. В том или ином виде я занимаюсь этим до сих пор.
А так мне было очень легко учиться, я получала невероятное удовольствие от того, что экзамен можно сдать, просто поговорив с преподавателем, для этого не обязательно решать сложную задачу. У нас была хорошая группа, хорошие преподаватели. Да вообще все было здорово: мне было двадцать один, я не разрывалась между работой и учебой, у меня был роман, весна, Москва и еще международные отношения! Это было замечательное время.
– Какие ключевые отличия Вы видите между Вышкой десять лет назад и Вышкой 2021 года?
– Я восхищаюсь нынешними студентами, вы столько учитесь! Мне кажется, я никогда столько не училась! Хотя мы и учились очень много, но у нас еще оставалось много времени на стенания по поводу того, как много мы учимся, сейчас же у студентов этого времени нет. Мне очень нравится, насколько современные студенты мотивированы и амбициозны.
К тому же во времена моей учебы поехать учиться по обмену казалось чем-то запредельным, это был такой crème de la crème (лучшее из лучшего – прим.ред.), что позволить себе это могли только суперзвезды и то на один модуль. Сейчас же студенты выбирают, поехать им на семестр или на два, в Европу или куда-то еще. И это прекрасно, потрясающе! Я глубоко убеждена: чем раньше человек пробует разные страны и форматы, тем меньше у него остается иллюзий о золотом крае, где все автоматически будет получаться. Пахать нужно везде, и чем больше молодой человек пробует мест, занятий, дел, тем проще ему потом будет выбирать, что подходит именно ему.
Франция и французский язык
– Еще студенткой Вы участвовали во Французской конференции Высшей школы экономики. Расскажите о своих впечатлениях, эмоциях. С каким докладом Вы выступали?
– Доклад у меня был связан с сопоставлением демографических политик Франции и России. В целом я обожала язык и продолжаю обожать. Не могу сказать, что постоянно пользуюсь, но было много ситуаций, когда знание языка облегчало общение и помогало быстрее располагать к себе людей. И во Франции, и на Ближнем Востоке это всегда работает очень здорово: когда узнают, что я еще и по-французски говорю, становится легче говорить о других вещах.
– А недавно Вы участвовали в XV Французской конференции уже в качестве члена жюри. Какое впечатление у Вас сложилось от участников и их докладов?
– Впечатления были ровно такие же: ребята стали гораздо больше готовиться, повысилось качество презентаций! Вообще, очень классно, что сохраняется это ощущение общности, сохраняется эта среда единомышленников-фанатов французского языка, сохраняется беспокойство педагогов за выступления их учеников. С одной стороны, хороший языковик, мне кажется, должен быть немного диктатором, чтобы даже не возникало и мысли не сделать домашку по языку. Потому что если такие мысли начинают мелькать – это всё. Язык не учится за ночь перед экзаменом. В то же время речь идет не про страх, а желание не подвести своего педагога, что, на мой взгляд, сильно проявляется в отношениях студент-педагог именно на языковых парах.
– Вы начали учить язык еще в школе?
– Да, я учила французский с первого класса.
– Почему именно французский? Можно было выбрать другой?
– Это было решение семейного совета. У отца первым языком был немецкий, поэтому он радел за него. Но мама предложила: «А пусть будет французский?», и папа быстро согласился. За это я до сих пор очень благодарна маме. При всем уважении к Гете и Германии я адепт французского языка.
– Вы были во Франции?
– Да, много раз. Я ездила как турист, немножко училась языку, это было прекрасно. Очень люблю путешествовать по этой стране.
ЦКЕМИ, карьера и не-сексизм
– В 2010 году Вы приходите в ЦКЕМИ в качестве стажера и за 9 лет вырастаете до директора Центра. Как Вам это удалось? Через какие этапы пришлось пройти?
– Я никогда не ставила цели до кого-то дорасти. Когда Тимофей Вячеславович Бордачев предложил мне поработать в ЦКЕМИ, я понятия не имела, что такое на самом деле экспертная работа. И у меня никогда не было правильного карьерного мышления: «Чтобы меня повысили, надо показать, что я умею вести проекты, потом показать, что я могу управлять разными проектами». Нет, такого никогда не было в моей голове.
– То есть не хотелось никогда возглавить этот центр?
– Я никогда не мыслила мечтами в плане должностей. Мне всегда было очень важно, чтобы мне было интересно, чтобы то, что я делаю, меня заряжало, чтобы мне было интересно с людьми, с которыми я работаю.
– На Ваш взгляд, в сфере науки существует сексизм?
– Мне сложно сказать. Если посмотреть на статистику, на первом курсе бакалавриата международников мальчиков и девочек всегда примерно поровну, но на совещаниях взрослых мужчин в пиджаках гораздо больше.
Очевидно, что-то происходит. При этом я никогда не сталкивалась с чем-то вроде «не давайте ей этот текст писать, потому что она девушка» или «ты не поедешь на эту встречу, ты же девушка, поедет лучше Коля». Есть определенные сложности, которые просто не нужно недооценивать. Например, работа классного, востребованного международника предполагает командировки, и тогда возникает резонный вопрос: «С кем останется ребенок, если оба в паре работают?». Но это решаемые вопросы.
Я люблю пользоваться тем, что я почти всегда оказываюсь единственной или одной из двух-трех женщин на совещаниях. Это позволяет иногда предлагать гораздо более смелые идеи, позволяет уходить от прямой мужской лоб в лоб конкуренции «Моя идея! Нет, моя идея!» и предлагать посмотреть на вопрос с другой стороны. То есть женщинам-исследователям важно не только бороться с определенными стереотипами, но и, наоборот, пользоваться этим, использовать слабости конкуренции «мужчина-мужчина» в свою пользу. Другое дело, что мне кажется важным никогда не делать – не пытаться балансировать между понятиями: «Я ученый, но вообще я симпатичная молодая женщина». Это, конечно, позволяет собрать больше лайков в начале совещания, но сильно девальвирует все последующие слова. Здесь нужно быть максимально последовательной в своей позиции: я такая и есть, но я из этого не пытаюсь извлечь какую-то дополнительную выгоду.
Я скорее сталкивалась всегда не с сексизмом, а с эйджизмом. Нас, молодых стажеров, активно включали в диалоги высокого уровня, где мы в среднем были на 20-30 лет моложе людей за столом. Обычно была реакция не «Почему здесь женщина?», а «Почему здесь человек, который годится мне в дочки?». Но делать вид, что этого нет – тоже не позиция. Это нормально, людям свойственно иметь стереотипы, ожидать от человека с тридцатилетним профессиональным опытом больше, чем от человека с пятилетним. Но если человек умный, яркий и трудяга, а не просто сыпет модным словами, то потом все обычно идет хорошо.
– Какими были Ваши первые шаги на посту директора ЦКЕМИ?
– Как раз в это время у нас начинался большой проект, где за 3 месяца мы должны были включиться в проект по подготовке национальной программы развития Дальнего Востока, там были чудовищные сроки и очень большой объем работы. А мы хотели совместить это с полноценным полевым исследованием, поехали с коллегами во Владивосток, Благовещенск, проводили там мини-ситуационные анализы. Параллельно надо было все это организовывать с бюрократической точки зрения, держать связь с Москвой с разницей в 9 часов. И плюс, параллельно шли другие проекты. И вот это совмещение было очень сложным. В какой-то момент было четкое ощущение: «Господи, как с этим можно справиться?». А потом выдыхаешь и понимаешь: «Стоп! У нас классная команда, у нас все получится!». И вот это действительно сработало.
– Каким Вы видите центр через 10 лет?
– Я хочу, чтобы ЦКЕМИ был главным поставщиком идей для российских международных стратегий.
– Каких научных достижений лично Вы хотите достичь?
– Я хочу, чтобы мне было интересно. Хочу максимально развивать ту сферу, которая мне кажется богатой и недоосвоенной – политэкономию. Пока разделительные линии все равно сохраняются в зависимости от бэкграунда изучающего: для международника экономика вторична и наоборот. А мне в силу моего образования действительно интересна эта смесь.
И второе очень интересное для меня направление, направление, где мне пока не хватает знаний – это темы, связанные с людьми в широком смысле, такие как старения населения, изменение ценностей и их влияние на политику. Это интересные и сложные вопросы на стыке антропологии, социологии, географии и международных отношений, и я бы хотела больше погружаться эту сферу.
Блиц
– Три любимых музыкальных исполнителя.
– Коллапс. Просто коллапс. Я человек с пониженной музыкальной ответственностью. Мой муж – меломан, поэтому что он ставит, то мне и нравится.
– Что он ставит?
– Всё. Во время карантина мы обзавелись виниловым проигрывателем и собрали все пластинки. Получился микс рока, русского рэпа, французского шансона и современной музыки, так что мне сложно ответить на этот вопрос.
– Последний фильм, который Вы смотрели.
– Фильм Стивена Спилберга «Особое мнение» с Томом Крузом. Очень интересно было смотреть его сейчас, потому что многие вещи двадцать лет назад показаны практически как научная фантастика, а мы с небольшой адаптацией видим их уже сегодня.
– Любимая страна для туризма.
– Нет ответа. Но есть города, в которые я всегда очень рада поехать. Вот дадут билет, спросят: «Хочешь поехать?», соглашусь. Это Париж, Стамбул, Питер, Шанхай.
– Ваше хобби.
– Я люблю рисовать красками. Причем мне даже не так важен результат, как сам процесс, для меня это медитативная вещь. Плюс, обожаю готовить и принимать гостей.
– У Вас есть час свободного времени. Чем займетесь?
– В зависимости от того, в какое время года Вы меня спрашиваете. В декабре это точно будет сон, потому что декабрь у нас всегда очень загруженный месяц. В другое время – читать, гулять, общаться с семьей, с коллегами. Просто общаться! Потому что за год вот этого живого, неэффективного, неполезного общения за чашкой кофе, общения ни о чем чудовищно не хватало.
Разговаривает Анастасия Ковалева
Фотографирует София Копытько